Прошло, доченька, много-много лет… Умер князь Юрий Долгорукий, отец Андрея. И стал Андрей княжить в Северных Лесах… И мы вновь были союзниками против Рюрика Ростиславича.
Помню берег и конь на берегу. И всадник на коне. Это князь Андрей. Вечер. Поднималась красная заря… Как старинный богатырь поднес он руку ко лбу, вгляделся в даль… И мы отступали, наступали, снова отступали… Наши лодки плыли довольно далеко одна от другой. Но вечером и ночью по воде звук передается так, что сказанное далеко кажется прозвучавшим рядом, здесь же.
— Будь мне братом, Кончак, будь мне другом, товарищем верным и близким на всю жизнь и на саму смерть, — говорил Игорь в дальней лодке.
— Мария, — говорил мне Андрей, — красавица, любовь моя…
— Я восхищаюсь тобой, князь Игорь, — отвечал Кончак, — ты для меня как солнце в небе, как луна в ночи, как полынь в степи, как…
— Мария, забудь обо всем, ты будешь моей — я так хочу.
— Кончак, породнимся! У меня есть сын — Владимир, у тебя дочь. Как зовут твою дочь?
— Мария, видишь этот кинжал, и как он сверкает в ночи? Если ты не согласишься, незачем мне жить!
— Ее зовут… по-русски это значит Свобода, князь. А много ли свободы на Руси, чтобы я отдал вам, русичам, свою дочь?
— Андрей! Андрей! Зачерпни воду правой рукой — испей… Теперь левой… Есть ли какая разница, Андрей? Мало ли женщин ты знал, Андрей? Много ли разницы между нами, не столько ли, как между водой с правой стороны и водой с левой стороны?
— Я сделаю Русь свободной, Кончак! Свободной и великой страной на многие годы, на многие века. Сильной и свободной! Я преломлю копие на границе Поля Половецкого, и установлю мир и счастье…
— Ты отказываешь мне, Мария. Твои слова мягки, как воск, но смысл их жесток… Мария! Мария! Я люблю тебя, Мария!
Мне показалось, что Андрей исполнил свою угрозу с кинжалом, но было не так — он кричал и стонал от боли, которую причиняла ему неутоленная страсть.
— Андрей! Андрей! Я не люблю, когда мужчина кричит, как роженица.
Кончак на следующий день встретился со Святославом, и мы с мужем, слава богам, были уже рядом. Накануне Кончак тоже все слышал. Обсудив все важные дипломатические проблемы, он посмотрел на меня, улыбнулся в свою иссиня-черную бороду и сказал Святославу:
— Князь Святослав, говорю тебе не по лжи, если будешь выбирать — княжение Киевское или жену твою, Марию, выбирай ее — она стоит Киева, она стоит целого мира.
— Хан, зачем говоришь ты это мне? Она и так — моя.
— Затем, что береги ее от напастей с севера… А и то, князь, давай меняться: я тебе — весь свой гарем, ты мне — одну Марию!
— С севера?.. Понимаю… Меняться? По рукам! Мария, пойдешь за Кончака?
— Как скажешь, государь мой.
— Нет, Кончак, пожалуй, не отдам я тебе женку мою. Таких покорных — поищи…
Стоял тут неподалеку и твой Игорь. Он смотрел на меня во время этого разговора очень внимательно и глаза его не смеялись.
— А что, Мария, — сказал муж, — не возьмешь ли ты гусли и не споешь ли нам на прощание?
И я взяла гусли и запела.
О, СВЕТЛО СВЕТЛАЯ И ПРЕКРАСНО УКРАШЕННАЯ ЗЕМЛЯ РУССКАЯ!
МНОГИМИ КРАСОТАМИ ПРОСЛАВЛЕНА ТЫ:
ОЗЕРАМИ МНОГИМИ СЛАВИШЬСЯ,
РЕКАМИ И ИСТОЧНИКАМИ МЕСТНОЧТИМЫМИ,
ГОРАМИ, КРУТЫМИ ХОЛМАМИ, ВЫСОКИМИ ДУБРАВАМИ,
ЧИСТЫМИ ПОЛЯМИ, ДИВНЫМИ ЗВЕРЯМИ, РАЗНООБРАЗНЫМИ ПТИЦАМИ,
БЕСЧИСЛЕННЫМИ ГОРОДАМИ ВЕЛИКИМИ,
СЕЛЕНИЯМИ СЛАВНЫМИ И КНЯЗЬЯМИ ГРОЗНЫМИ,
БОЯРАМИ ЧЕСТНЫМИ, ВЕЛЬМОЖАМИ МНОГИМИ…
И зазвенела струна, оборвавшись. И вошел тут в шатер воин в запыленных доспехах. Он что-то сказал князю Игорю тихо. Игорь повернулся к нам, и лицо его было черное, как сама земля. И сказал Игорь:
— Горе! Князь Андрей с половцами Кобяка, Гзы и Билюковича Киев сжег.
И мы со Святославом в ужасе одновременно схватились за головы.
