А БЫЛ ЛИ МАЛЬЧИК?
Самозванчество – достаточно распространенное явление в истории человечества. Лжеправители известны со времен Древней Греции. В эпоху средневековья в Германии, Франции, Италии и других странах Европы не раз появлялись претенденты на королевский престол. Однако историческая наука не знает таких примеров для Руси вплоть до конца XVI в. — столетия, которое характеризуется расширением связей Московского государства с иностранными державами и, в первую очередь, с Англией.
Установление официальных торговых и дипломатических отношений России с Англией состоялось в 1553-1554 гг. Это историческое событие пришлось на тот период, когда в Лондоне объявился юноша, выдававший себя за скоропостижно скончавшегося двенадцатилетнего короля Эдуарда VI.
- Заморский след
Первые сведения о двойнике Эдуарда VI появились еще при жизни юного короля, в середине июня 1553 г. Самозванец был немедленно пойман властями и высечен розгами у позорного столба. Три недели спустя король скончался (7 июля 1553 г.), как полагали, от «легочной болезни». Кончину короля держали в секрете целую неделю. Лишь 13 июля весть о скорбном событии, постигшем королевство, распространилась среди жителей Лондона и ближайших городов. Его похоронили без соответствующей пышности, после небольшой службы. Над его могилой не сочли нужным установить монумент. Впрочем, тогда в Букингемском дворце было не до церемоний, там делили трон две наследницы престола: леди Джейн Грей и Мария Тюдор. Леди Джейн Грей усидела на троне всего 9 дней.
Аура таинственности, которой была окружена смерть юного короля, и поспешность процедуры похорон породила слухи о его отравлении. А через пять месяцев после кончины Эдуарда, когда на троне уже прочно сидела Мария Тюдор, в Лондоне распространился еще более странный слух: о том, что король не умер, но жив. 12 ноября 1553 г. три лондонских купца, торговавших тканями, предстали перед судом. Их обвинили в распростанении скандальных сведений. Обвиняемые отделались легким испугом. Самый злостный из клеветников был приговорен к выплате огромного по тем временам штрафа в 500 ф.ст., но в случае повторного привлечения к суду за распространение ложных слухов. В январе следующего года оказался в городской тюрьме служащий королевской гардеробной. В вину ему вменялось распространение слухов о здравствующем короле.
Вскоре «Эдуард VI» появился собственной персоной. Некий юноша гулял по Лондону и рассказывал всем желающим послушать его, что он – король. Власти арестовали самозванца. Выяснилось, что его звали Вильям Констебль по прозвищу Фезерстоун. Он был сыном мельника. По странному стечению обстоятельств, самозванец носил то же прозвище, что и духовник королевы Марии Тюдор. Того звали отец Фезерстоун. По завершении расследования самозванца признали сумасшедшим. Его провезли по городу в телеге с бумажной короной на голове, продержали несколько месяцев в доме для умолишенных, а затем отдали родителям. Третий раз лже-Эдуард объявился в Лондоне в начале 1556 г. Он был казнен через повешение, утопление и четвертование.
Слух о здравствующем короле Эдуарде VI, который скрывается в Германии, Испании, Франции или Нидерландах, несколько раз возрождался на протяжении 1580-1590-х гг. Но это уже было лишь слабое эхо скандала. В Англии, где твердой рукой правила королева Елизавета, на заграничных самозванцев не обращали внимания. В эти же годы «микроб» самозванства проник в Португалию.
В 1578 г. в сражении с турками погиб 24-летний король Себастьян I. Тело короля не было найдено. Тот не оставил наследника престола, и за португальский трон шла нешуточная борьба. На протяжении последующих 20 лет четыре претендента выдвали себя за погибшего португальского короля. Московское правительство проявляло живейший интерес к событиям в Португалии. Статейные списки русских дипломатов, посетивших Рим в 1590-е годы сообщали подробности гибели Себастьяна I из итальянских источников. Можно сказать, во второй половине XVI в. идея «подменного государя» витала в воздухе. Ее не мог не взять на вооружение Борис Годунов, который являлся главой посольского приказа в годы правления царя Федора Ивановича.
- Предтеча
Итак, в Европе самозванцы появлялись в критический момент дележа королевских регалий. Вполне закономерно, что первый русский самозванец появился в тот момент, когда в Кремле делили трон. «Воскрешение» царевича Дмитрия (умер при неясных обстоятельствах в Угличе в мае 1591 г.) пришлось на период междуцарствия, сразу после смерти царя Федора Ивановича – в январе 1598 г. Со смертью царя Федора пресеклась прямая линия дома Рюриковичей. Но остались боковые линии – первые княжата Мстиславские и Шуйские, а также родня царя по материнской линии: Романовы. Однако главным претендентом на осиротевший престол являлся шурин покойного государя – Борис Годунов.
Тень убиенного царевича вызвал из небытия сам Борис Годунов. В этот короткий промежуток междуцарствия, длившийся, по православной традиции, 40 дней, литовские лазутчики передавали из России, будто появился самозванец, «во всем очень похожий на покойного князя Дмитрия». Они сообщали, что «в то время, когда Борис Годунов еще не был уверен в своем избрании, он хотел представить одного из своих клевретов, который должен был разыграть роль убитого им Димитрия, чтобы Борис мог управлять его именем и удержать таким образом верховную власть. Это был юноша, старше летами убитого царевича, но, как говорили, имевший с ним сходство. Годунов от его имени уже приготовил манифест, в котором объявлялось о вступлении на престол Димитрия, брата скончавшегося царя Федора, но обман был вскоре обнаружен и вызвал даже бурное столкновение между Годуновым и знатнейшими из бояр».
Такие же сведения получили при дворе императора Священной Римской империи Рудольфа II. Австрийскому дипломату Шилю, находившемуся в период междуцарствия в Москве, были даны указания разъяснить вопрос, «не имеет ли незаконный брат Великого Князя, отрок приблизительно 12 лет, по имени Дмитрий Иоаннович, сторонников и не провозглашен ли, или не избран ли в Великие Князья? Не cуществует ли по поводу того или другого решения вопроса раздора и крамолы, также не намерены ли соседние или другие иностранцы и Государи вмешаться?».
Как видим, за границей нисколько не удивились появлению лже-царевича и связали его «воскрешение» с борьбой за царский престол. Следует подчеркнуть, что в русских летописных источниках не сохранилось ни намека на события 1598 г., связанные с появлением в московском Кремле двойника царевича Дмитрия. Исследователи опираются исключительно на иностранные документы.
Итак, первые сведения о здравствующем царевиче Дмитрии в Московии появились при таких же обстоятельствах, как в Англии или Португалии – во время дележа царского трона. В этом случае «воскрешение» отрока можно считать закономерным явлением. Однако второе «явление» царевича Дмитрия объяснить сложнее. Появление призрака во плоти случилось в то время, когда Борис Годунов находился на вершине власти, Романовы сидели в ссылках, Мстиславские и Шуйские вели себя как примерные ребята. Никакого дележа шапки Мономаха не предвиделось в обозримом будущем. Вообще, весь сценарий второго «пришествия» царевича Дмитрия не согласуется с предыдущей схемой внутридворцовой борьбы за власть.
- Второе «пришествие»
В феврале 1602 г. из Кремлевских ворот вышел монах Гришка Отрепьев, до этого исправно служивший в кельях патриарха в качестве переписчика духовных книг, и целенаправленно отправился в Речь Посполитую. Перебравшись за границу он объявил себя чудом избежавшего смерти царевичем Дмитрием. Два года Отрепьев странствовал по приграничным с Московией территориям и пытался нарваться на скандал: то он с казаками ел мясо в постный день, то, сбросив с себя рясу, щеголял в мирской одежде, то объявлял, что желает принять арианство или католичество. Никто ему не верил. Его заявление, что он желает отречься от православной веры, никого не впечатляло. Ему отвечали, что здесь вольная земля, и кто какую веру хочет, такую и держит. Над ним смеялись и прогоняли со двора. Интересно, что в этот период самозванец не высказывал крамольной мысли идти на Москву и отвоевывать отчий престол.
Итак, первая странность: самозванец объявился не в Московии, а в Польше. В скобках заметим, что в это время польские и литовские вельможи были крайне недовольны внешней политикой короля Сигизмунда, втянувшего Польшу в затяжную войну со Швецией. Вторая странность: лже-царевич Дмитрий высказывал желание сменить православную веру на католическую. Это автоматически лишало претендента прав на русский престол. Иноверец, какой бы родней он ни приходился покойному царю Ивану, не имел права на московский трон. Но, как царский сын и католик, он, теоретически, мог быть избран в польские короли. Поляки в периоды межкоролевья дважды предлагали Ивану Грозному или его сыну Федору занять польский трон, ставя условием, чтобы тот принял католичество. Иван Грозный каждый раз гордо отказывался, говоря, что веру менять не будет. Теперь же «воскресшему» царевичу Дмитрию, сыну Ивана Грозного, сменив веру, в период очередного межкоролевья, поляки могли предложить корону.
Из этого следует, что в 1602 г. самозванец объявился в Польше, угрожая королю Сигизмунду. Получается, что Москва была заинтересована в том, чтобы замутить Смуту в огороде соседа и пошатнуть трон польского короля. Но дальше что-то пошло не так…. Два года Отрепьев пытался обратить внимание властей на свою особу, но все было тщетно.
Все переменилось летом 1604 г., когда самозванца-неудачника под свою опеку взял князь Вишневецкий, из близкого окружения польского кроля Сигизмунда. Из документов известно, что Отрепьев на полгода пропал из имения князя Вишневецкого, а когда вернулся, то его риторика переменилась. Теперь Самозванец желал идти войной на Москву, чтобы отобрать у Годунова шапку Мономаха. Сразу нашелся свидетель, некий уроженец Ливонии, который признал в нем истинного наследника московского престола. Причем, признал его не как сына Ивана Грозного, а как брата царя Федора Ивановича.
Действительно, у покойного царя Федора имелся троюродный брат, сын внучатой племянницы Ивана Грозного, седьмая вода на киселе, личность загадочная и не вполне легитимная.
- Седьмая вода на киселе
В годы Ливонской войны Иван Грозный задумал и осуществил смелую, но не доконца продуманную интригу. В 1573 г. он выдал свою родственницу княжну Марию Владимировну Старицкую за датского принца, Магнуса Голштинского. В приданное за невестой царь пообещал 5 бочек золота и земли Ливонии, которые еще предстояло завоевать. Этот династический брак был заключен исключительно из политических соображений: царю нужен был послушный вассал в Ливонии. Рождение детей в браке не предусматривалось. Магнус исповедовал протестантство, а православная церковь запрещала сожительство с иноверцами. Кроме того, доподлинно известно, что он предпочитал общество своего камердинера.
Однако ему все же пришлось исполнить супружеский долг, чтобы получить приданое жены в 5 бочек золота и царскую «вотчину» Ливонию. Согласно русским традициям, передача юридических прав на женино приданое могло состояться только после консуммации брака. Около 1576 г. Мария Владимировна родила дочь. Об этой девочке, которую звали Мария, ничего не сообщают русские источники, но о ней сохранились известия в иностранных документах.
Интрига Ивана Грозного провалилась, так как Магнус устал ждать обещанные 5 бочек золота и ливонские земли. В 1578 г. он перешел в услужение к польскому королю Стефану Баторию. Вместе с ним сбежала в Польшу и его жена. Мария Старицкая боялась, что если она вернется в Москву, ее заточат в монастырь. На ней лежала вина: она таки родила ребенка от иноверца. Иван Грозный не признал этого ребенка легитимным.
Польскому королю приглянулась русская жена его нового вассала. Ходили даже слухи, что Баторий хочет развестись со своей престарелой супругой, королевой Анной, и взять в жены другую женщину, от которой он может иметь детей. При дворе разразился нешуточный скандал из-за того, что Баторий, как полагали, посылал в Рим епископа Дунина-Вольского для того, чтобы исхлопотать развод. Кто же была избранница короля? Подозрения пали на Марию Владимировну. В это время художник написал ее портрет (Ныне хранится в Розенборгском королевском музее). Супруга Магнуса изображена в платье польского образца, вся усыпанная драгоценностями и с католическим крестом на шее. Складки ее кунтуша на округлившейся талии выдают тайну: Мария Владимировна позировала художнику, будучи на сносях. Есть основания полагать, что в 1579 г. она родила ребенка, скоре всего, сына, биологическим отцом которого был польский король. Как его звали – не известно. Об этом ребенке молчат как русские, так и иностранные источники. Через год Мария Владимировна родила еще одну дочь, ее назвали Едвокией. Вероятно, ее биологическим отцом также являлся Баторий.
Увы, счастье Марии Владимировны было недолгим.
В 1580 г. в Польше уличили заговорщиков в подготовке убийства короля Стефана Батория. Во время допроса главного обвиняемого – пана Григория Остика – обнаружился «московский след». Тот вел переписку с «московитами» и получил богатый подарок от русского посла. Под подозрением оказался также Магнус, который, разочаровавшись в польском короле, опять пытался перейти на службу к Ивану Грозному. Подозрения усилились из-за его побега в ливонскую крепость Смилтен, где стоял русский гарнизон. Специально посланный отряд пленил Магнуса и вернул на польскую территорию. В измене заподозрили также его русскую жену. Баторий передумал разводиться со своей супругой и удалил Марию Владимировну. Вместе с детьми ее поместили под строгий надзор в замок Донданген, входивший в число королевских имений. Магнус отделался штрафом и согласился официально признать младшую Евдокию своим ребенком. Он получил разрешение жить в принадлежавшем ему замке Пильтен.
После этого, весной 1581 г., Баторий через послов предложил Ивану Грозному выкупить у него неких «московитских пленников», а также выплатить контрибуцию в размере «тысячу тысяч флоринов», то есть 1 млн. золотых монет. (Сумма по тем временам огромная, соответствовала стоимости 10 хорошо укрепленных крепостей). Стороны окончательно договорились на выплате контрибуции в сумме 300 000 зотых. Какую цену поляки назначили за пленных, не известно. В документах эта сторона переговоров не получила освещения, но мы в праве предположить, что «христианскую кровь» поляки оценили в такую же сумму, как и возмещение убытков: «тысячу тысяч», а затем пошли на уступки. Несомненно, под ценными «московитскими пленниками» подразумевались Мария Старицкая и ее дети.
Но нужна ли была Ивану Грозному внучатая племянница с детьми, рожденными от иноверца, причем статус старших девочки и мальчика был неясен, так как Магнус признал легитимной только одну Евдокию?
- На каждого мудреца…
Царь поначалу не желал и слушать о выкупе «христианской крови», но все переменилось после трагической смерти царевича Ивана Ивановича, которая случилась в ноябре того же, 1581 г. Наследником престола стал царевич Федор. Тот, по отзывам совеременников, был «прост умом». Рождение сына у него было крайне маловероятным. При пресечении прямой линии дома Рюриковичей, шапка Мономаха должна была перейти к сыну Марии Владимировны, если Магнус признает его легитимным, как и Евдокию. А то, что он признает ребенка своим под нажимом Батория, сомневаться не приходилось. Ситуация складывалась для русского царя пренеприятнейшая. Государю пришлось пойти на уступку и согласитья на выкуп «высокородных пленников».
Через месяц по смерти царевича Ивана, в декабре 1581 г., польскому королю был передана часть выкупа за «высокородных пленников»: 240 000 золотых «угорских», и 70 000 царь остался еще должен (то есть вся сумма выкупа составляла 310 000 монет). Передача денег состоялась частным путем, в официальных документах об этом не упоминается. Сведеня об отправке денег известно из донесения польского воеводы со слов русского перебежчика Федора Зубатова.
Впрочем, одумавшись, царь уклонился от выплаты остатка выкупа. Попытка Ивана IV смошенничать в денежных делах крайне не понравилась полякам. Вопрос о выкупе русских пленных был вынесен на официальный уровень. Цена увеличилась в два раза. Согласно отчету польских послов, 6 января 1582 г. они оценили простых русских «вязней» в 300 000 золотых червонцев и в придачу безвозмездного отпуска польских пленных. Сумма выкупа показалась «московитам» совершенно невозможной. А вскоре (не позднее марта 1582 г.) стало известно о том, что царица Мария Нагая носит под сердцем дитя. Царевич Дмитрий родился в октябре 1582 г. В Кремле отказались от выплаты выкупа.
Не дождавшись денег, Баторий ужесточил содержание «московских пленников». После смерти Магнуса (март 1583 г.), Марию Владимировну с детьми перевели в Ригу и поместили в неприступном рижском замке под стражей. В документах сохранилось известие, что в Ригу Мария Владимировна прибыла с двумя детьми – мальчиком и девочкой, которых она ранее взяла на воспитание. Двух сирот она выкупила, якобы, у некой ливонской женщины за два золотых браслета, так как дети красиво пели. Назывались даже имена этих приемных детей – Анна и Петер Пален. Баторий терпеливо ждал выкупа за узников рижского замка.
Иван Грозный скончался в 1584 г. Долг за «высокородных пленников» перешел к новому царю Федору Ивановичу. Тот выплатил остаток в 70 000 золотых угорских монетами и соболями. После этого московское правительство выразило заинтересованность в вызволении родственницы государя из польского плена. Весной 1585 г. частным порядком велись переговоры о возвращении Марии Владимировны в Московию, но без детей. В документах речь шла только об одной Марии Владимировне. В ходе закулисных переговоров удалось даже добиться скидки с 300 000 до 290 000 «золотых угорских».
Договоренность о возвращении Марии Старицкой была достигнута, и Баторий ожидал в скором времени получить причитающиеся ему деньги. 12 мая 1585 г. король составил так называемое «Третье завещание», согласно которому 290 000 должны были поступить в его личную казну за неких «высокородных московитских пленников». Баторий распределил эту сумму между наследниками.
Однако в Кремле решили сэкономить и не платить выкуп. Летом 1586 г. в Ригу прибыл дворянин Солтан Дубровский. Он хитроумно выкрал Машу с детьми из рижского замка, когда в городе царил хаос из-за так называемых «Календарных смут». Сохранилось известие, что Ригу Мария Старицкая покинула с двумя детьми: девочкой и мальчиком. Но в Москву она прибыла, согласно русским источникам, с одной девочкой – Евдокией. Где-то в Ливонии, по пути из Риги в Москву, старшие дети пропали. На родине Марию Владимировну встретили с почетом, но вскоре заточили в монастырь вместе с дочерью.
Баторий не дождался обещанных денег. Он умер в декабре 1586 г., как подозревали, от яда. В силу вступило его предыдущее «Второе завещание», где не упоминалось о поступлении средств за «высокородных московитов». На польский престол был избран шведский королевич Сигизмунд Ваза.
- Скупой платит трижды
Казалось, обе стороны забыли о непогашенном долге Москвы за «высокородных пленников» и пропавшем где-то в Ливонии дальнем родственнике царя Федора Ивановича. В Кремле, вероятно, надеялись, что сына Марии Владимировны нет в живых. В мае 1591 г. при неясных обстоятельствах в Угличе скончался царевич Дмитрий. А семь лет спустя в 1598 г. умер царь Федор Иванович, не оставив потомства. По прошествии сороковин Борис Годунов добился шапки Мономаха, шантажируя конкурентов – Мстиславских, Шуйских и Романовых – тенью царевича Дмитрия.
Два года в Кремле сохранялось шаткое равновесие. Оппозиция вела себя смирно. Мстиславские, Шуйские и Романовы демонстрировали полную лояльность. Но в 1600 г. трон под Годуновым изрядно накренился. Романовы, по обвинению в попытке извести «ведовскими кореньями» царскую семью, были осуждены на ссылки и на заточение в монастыри. Этот громкий судебный процесс происходил на глазах у польских послов, прибывших в Москву для переговоров о «вечном мире» между двумя странами. Этот «мирный план» предлагал соединить Россию и Речь Посполитую, упразднив границы, но оставив в каждой стране своего правителя с правом наследования территорий соседнего государства. Один из пунктов «Вечного мира» предусматривал, что по смерти короля Сигизмунда и его сына Владислава управление Польшей будет передано русскому царю. А в случае смерти царя Бориса и его сына Федора – Московское царство перейдет под руку польского короля.
Итак, в 1600 г. в Кремле обнаружилась измена, покушение на жизнь государя и его сына, а поляки предложили такие условия «вечного мира», которые предусматирвали передачу Московского государства Речи Посполитой в случае пресечения рода Годуновых. В речах польских послов слышалась недвусмысленная угроза должнику. Несомненно, в Речи Посполитой помнили о долге Москвы за рижских пленников и желали получить выкуп сполна, с учетом морального ущерба за просроченный платеж. Дипломатические переговоры с поляками завершились подписанием мирного договора на 20 лет, начиная с 15 августа 1602 г. Говоря современным языком, долг Москвы был реструктуризирован. Срок окончательного расчета был определен – 15 августа 1622 г.
Два года в Кремле искали выход из патовой ситуации. И нашли его. На угрозу польского короля Борис Годунов подготовил симметричный ответ, взяв за основу тот пункт «Вечного мира», который предусматривал передачу польских земель России в случае смерти Сигизмунда и его сына. В канун даты отсчета 20-летнего перемирия – в феврале 1602 г. из патриарших келий Кремля вышел монах Гришка Отрепьев и целенаправленно отправился в Польшу. Всю весну и лето он разгуливал по землям Речи Посполитой. Чернец называл себя отпрыском царского рода и оповещал о своем намерении перейти в католичество. Самозванец заявлял о себе как о претенденте на польский престол, а в окружении Сигизмунда зрело недовольство его внешней политикой. Москва попыталась припугнуть польского короля.
Два года Отрепьев слонялся по землям польских панов, но ничего не происходило. Сигизмунд прочно сидел на троне, но его терпению подошел конец. Москва так и не начала выплачивать долг, нарушив условия мирного договора. В конце августа – начале сентября 1604 г. вместо Гришки Отрепьева в имении князя Вишневецкого вдруг появился «брат царя Федора Ивановича», который объявил о своем намерении идти войной на Москву. Польско-литовские магнаты и сам король выделили несколько тысяч злотых с тем, чтобы самозванец отправился отвоевывать отчий трон. Но естественно, помощь Претенденту поляки оказывали не даром. Самозванец подписал долговую расписку, согласно которой обязался после вступления на престол и женитьбы на Марине Мнишек передать представителю польского короля (своему тестю) уже 10 млн. злотых (порядка 3 млн. руб. по курсу того времени), плюс города Новгород, Псков, Смоленск и Северское княжество, плюс серебряную утварь из кремлевской казны. На что ему давалось сроку 2 года, до 15 мая 1606 г. Самозванцу поставили очень жесткие условия. Как видим, долг Москвы за «высокородных московитов» увеличился в тридцать с лишним раз.
- Толпа самозванцев
То, что произошло дальше, хорошо известно из курса русской истории: с помощью польских денег «царевич Дмитрий» за год с небольшим завоевал Москву. Вся страна присягнула ему как истинному наследнику русского престола.
Самозванец усидел на троне неполный год. Он был убит через неделю после свадьбы, когда наступил день расплаты по векселю. Оппозиция в лице Мстиславских, Шуйских и Романовых не желала выплачивать чудовищный долг царя Дмитрия Ивановича. 15 мая 1606 г. в Москве начались беспорядки, а рано утром 17 мая был совершен переворот. «Некие малые» из кремлевских палат выкликнули царем Василия Шуйского. По отзывам современников, новый царь был скуп и не отличался большим умом. Водрузив на голову шапку Мономаха, Шуйский первым делом опечатал кремлевскую казну. Он категорически отказался выплачивать долг своего предшественника. Однако польские кредиторы не сомневались в успехе своего предприятия.
При Василии Шуйском самозванцы стали плодиться с невероятной скоростью. В кошмарных снах и наяву ему явился лже-Дмитрий II (Тушинский вор). Параллельно объявлялись мнимые сыновья покойного царя Федора Ивановича (10 человек). Лже-Дмитрий II взял в осаду Москву и стоял под ее стенами около полутора лет. Бояре три раза просили Шуйского «помириться с литвой» или отдать царскую корону. Тот не соглашался ни в какую и, наконец, в июне 1610 г., когда терпение польского короля Сигизмунда кончилось и поляки пошли войной на Московию, Шуйский был насильно сведен с престола и пострижен в монахи.
Тут же объявился лже-Дмитрий III. Бояре все поняли и быстро «помирились» с поляками: в соответствии с соглашением о «вечном мире» вся страна присягнула на верность польскому королевичу Владиславу. Полностью погасить долг Самозванца в 10 000 000 злотых, конечно, не удалось, но первый транш был передан к концу 1612 г. Сохранился интереснейший документ: «Отчеты расходов царской казны после разгрома Москвы поляками, 1611-1612 гг.». Согласно этому документу, бояре оплатили все военные расходы поляков, бесчинствовавших на Руси с 1606 г. Помимо этого, они передали в Польшу деньгами 150 000 руб., и на 250 000 руб. «рухляди» (золотыми, серебряными изделиями, жемчугом, драгоценными камнями и церковной утварью). Тогда же неким польским депутатам, по приказу царя Владислава, в несколько приемов было передано около 300 000 руб. Плюс – из государевой казны поляки вывезли две царские короны, оцененные в 20 000 и в 8 000 руб., и два единороговых посоха. Один посох оценили в 140 000 руб., второй – в 63 000 руб. Итого государственной казне поход Самозванца на Москву обошелся примерно в 930 000 руб. По курсу того времени – около 3 млн. злотых, что составляло менее трети суммы долга первого Самозванца.
Остаток предстояло оплатить юному царю из дома Романовых. Ему досталась пустая казна. Царь посылал послов к персидскому шаху, прося денег. Тот прислал на 7 000 руб. серебра в слитках. Если царь Михаил Федорович и помышлял уклониться от выплаты долга, то для острастки его в Польше объявился внук царя Дмитрия Ивановича, которому, согласно легенде, чудом удалось избежать в детстве смерти через повешенье и сбежать в Польшу. Им оказался сын польского наемника Ян-Фаустин Луба. Отца мальчика действительно звали Димитр, тот погиб во время польской интервенции в Москве, а мать – Марией. Ян-Фаустин Луба содержался под присмотром в доме одного польского вельможи. «Внук царя Дмитрия» публично заявлял, что идти на Москву и воевать отчий престол не намерен. Но риторика его, в случае необходимости, могла измениться. «Внук» самозванца умер около 1648 г. своей смертью. Очевидно Михаил Федорович влез в долги и погасил часть задолженности, но теперь на нем «висели» долги иноземным банкирам. Процентные ставки по кредиту в XVII в. могли достигать 40% — 60%.
При Алексее Михайловиче Тишайшем посыпались как из рога изобилия внуки царя Василия Шуйского, не менее 10 человек. Все они плодились в Московии, ловко уходили за границу и оттуда грозились отвоевывать отчий престол. Последний лже-Шуйский был пленен в Голштинии в 1663 г. с помощью английского посредника, доставлен под стражей в Москву и казнен на Лобном месте через колесование. Вероятно, еще одна часть задолженности была погашена к этому времени.
При Федоре Алексеевиче плодились самозванные царевичи Алексеи Алексеевичи. При Петре I поток самозванцев поредел, но с его смертью и воцарением Екатерины I в изобилии стали появляться лже-царевичи Алексеи Петровичи, которым якобы удалось уберечься от тяжелой руки отца. Таких набралось около 8 человек. Императрице Екатерине II грозила издалека княжна Тараканова, впервые объявившись в Голштинии. Параллельно за свергнутого ею императора Петра III выдавали себя около 40 претендентов, в том числе – Емельян Пугачев.
- Долги наши тяжки
Чтобы погашать внешние долги, России приходилось увеличивать заемный капитал. Голландцы являлись основными кредиторами России во второй половине XVIII — начале XIX века. К 1815 году долг перед Голландией превысил 100 млн гульденов. Со второй половины ХIХ века Россия начала испытывать еще большую нехватку ресурсов. Из-за границы (Франции, Бельгии, Англии и Германии) в это время были получены значительные средства. Чтобы хоть как-то расчитаться, пришлось в 1867 г. продать Аляску. Вырученные 7,2 млн. долларов, пошли в погашение европейского долга. Кредит Голландии был окончательно погашен через в 1891 году – в год, когда вся Россия торжественно отмечала 300-летие со дня смерти царевича Дмитрия. В Европе в это время в стали появляться лже-великие князья Константины.
После Октябрьской Революции советское правительство отказалось признать долги Российской империи. Тут же за рубежом объявились лже царевны Анастасии и лже царевичи Алексеи Николаевичи в количестве около 200 претендентов. Кредиторы запаслись попкорном. В 1986 году Михаил Горбачев и премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер обсудили проблему царского долга. Генеральный секретарь ЦК КПСС согласился выплатить царские долги, но лишь частично.
В 1991 г. независимая Россия взяла на себя обязательства по всем внешним долгам развалившегося Советского Союза, а значит, и по царским. В 1996 г. премьер-министр РФ Виктор Черномырдин подписал с Францией соглашение об урегулировании погашения внешней задолженности, существовавшей до 9 мая 1945 года. Париж согласился получить всего 400 миллионов долларов (это не более 2% от всего царского долга). Указанную сумму Россия начала выплачивать в 1997 году траншами по 50 миллионов. 1 августа 2000 г. был переведен последний. С Францией Москва рассчиталась, но остались непогашенными царские долги Бельгии, Англии и Германии. Кроме того, свою долю желают получить частные держатели царских векселей. России еще платить и платить…
Подведем итоги, сведем баланс.
Итак, самозванчество в истории России нельзя назвать стихийным явлением. Первый отечественный самозванец, не без влияния европейского опыта, появился в Кремле в ходе подковерной борьбы за власть. Фигура самозванца была введена Борисом Годуновым в русскую практику дворцовых интриг на основе иноземного опыта. Тот же прием был им использован против Речи Посполитой для того, чтобы избежать выплаты долга дома Рюриковичей за «высокородных московитских пленников».
«Воскресив» царевича Дмитрия, Борис Годунов приоткрыл «ящик Пандоры». Кремлевский скандал со здравствующим «сыном Ивана Грозного» в январе 1598 г. стал точкой отсчета целой эпохи русского самозванчества, растянувшейся более чем на три столетия. Призраки Смуты преследовали царей, а затем императоров из дома Романовых с поразительной настойчивостью. За три столетия их наберется не менее пяти сотен. Интересно, что многие из них с поразительным упорством тяготели к Голштинии, с которой все неприятности для Московии и начались.
Наиболее громкие дела приходились на долю тех самозванцев, которым оказывалась финансовая и военная помощь со стороны иностранных держав. Самозванцы, грозившие царскому трону из-за границы, являлись инструментом давления на российских самодержцев со стороны иностранных кредиторов. Угроза новой Смуты заставляла Россию платить по старым векселям, влезая в новые долги. Самозванец в руках европейцев оказался удобным рычагом для давления на русского должника. В то же время, «метод самозванца» с успехом продолжал применяться во внутридворцовых интригах. Со временем эта разновидность мошенничества прижилась в народе и приобрела большую популярность среди жуликов и вымогателей. Классический пример – дети лейтенанта Шмидта.
Единственной загадкой остался вопрос: а был ли мальчик? Существовал ли на самом деле внебрачный сын Марии Владимировны Старицкой от Стефана Батория, из-за которого Москва ухнула в долговую яму? Не был ли портрет Марии Старицкой на сносях «фотошопом» того времени, величайшей мистификацией для Ивана Грозного и его правопреемников, осуществленной для того, чтобы заставить царя подписать долговую расписку?
