б) 1403-1409 Москва
В Твери сразу вслед за смертью в.к. Михаила Александровича начинается борьба за власть. Новый великий князь, Иван Михайлович, враждует с одним из Кашинских князей — Василием Михайловичем. В.к. Иван переманивает к себе его бояр, отнимает некоторые земельные владения и пытается утвердить Кашинским князем своего племянника Ивана Борисовича.
В 1402 г умер князь Иван Всеволодович Холмский. Свой удел, минуя своего брата Юрия, он завешал сыну великого князя Ивана — Александру Ивановичу. В 1403 г князь Александр Иванович изгоняет князя Василия Михайловича из Кашина, и тот бежит в Москву. В Кашин въезжают тверские наместники и начинается грабёж города. На Москве князю Василию дали Переяславль. Но когда из Литвы явился новый высокопоставленный выходец — князь Александр Нелюб, сын князя Ивана Ольгимантовича Киевского, то Переяславль передали ему, и князю Василию пришлось начать переговоры с в.к. Иваном Тверским, и тот на неизвестных условиях вернул ему Кашин.
«Когда сейчас начинаешь изучать карту Тверской земли, отыскивая все эти древние города, видишь, что большей частью они исчезли без остатка или превратились в скромные села: Микулин, Холм, Дорогобуж, Зубцов, Новый Городок, Старицу и отдаленные от них и Твери Кашин, Кснятин, Белгородок и другие, а ведь все названные города были центрами удельных княжеств Тверской земли, за них спорили, их осаждали, тягались о них… И все они расположены в основном меж Ржевой (точнее Зубцовым) и Тверью, на площади, не превышающей четверти современной Тверской области. Как же густо были заселены в те времена верховья Волги, ежели из них выходила и на них опиралась нешуточная сила Тверской земли! Как же богаты были эти места! Тверь ещё век-полтора после присоединения к Москве считалась всеми иностранцами, приезжавшими в Россию, все еще крупнейшим городом страны, обгоняя Москву и не уступая Нову Городу! И опять же, ежели, невзирая на <рать без перерыву>, вражду и погромы, Михайло Александрович рубил и ставил новые города, как и его сын Иван, значит, их было кем заселять? Значит, население росло и множилось! Да ведь и литейное дело, и прочая тогдашняя техника, и многоразличные художества — иконная живопись, музыка церковная, летописание — по качеству своему превосходили то, что творилось в столице Руси Владимирской! Воистину, победа московских господарей над тверскими подчас становит непонятна уму, учитывая безусловные государственные и полководческие таланты обоих Михаилов, Ярославича и Александровича, гордое мужество Александра и Всеволода, как и приверженность простых тверичей к своему княжескому дому, размах торговли, да и само географическое положение Тверского княжества, наконец! Непонятно! Возможно — роковую роль сыграл тут господин Новгород, тогда еще сильный, способный противустать тверской княжеской власти. Возможно и то, что тверичам не удалось посадить митрополита из своей руки на Владимирский престол Руси, и духовные владыки страны перебрались в Москву. Возможно, роковые споры с Ордою в те века и года, когда подобный спор был равен политическому самоубийству, погубили Тверь. Возможно и то, что со всех сторон окруженная сильными соседями, Тверская земля не имела места куда ей расти и расширяться: Литва, Смоленск, Москва, Новгород, Ярославль и Ростов окружали и запирали Тверскую волость в узкой полосе верхней Волги, Вазузы и Шоши.
Так или иначе, ежели XIV век являет нам бешеную борьбу Твери с Москвою за первенство во Владимирской земле, то с рубежа веков, со смерти Михаила Тверского начинается иной процесс. Старший сын Михайлы Александровича, Иван, возможно травмированный тем давним ордынским, а после московским пленом и тяжким выкупом, потребовавшимся, чтобы выручить его из плена, только-только похоронив отца, начинает утеснять свою родню: братьев и племянников. Ради чего? Сосредоточить власть в одних своих руках? А для чего?! Впрочем, когда начинается борьба родичей друг с другом, о далеких последствиях этой вражды мало кто из них думает!
Ордынские казни и чума изрядно проредили шумное гнездо — многочисленную семью потомков Михайлы Святого — что, однако, не помешало кашинским Василиям умудриться рассориться с родною братией. На Москве, несмотря на вражду Василия с Юрием, было все-таки лучше.
После казней в Орде Михаила Ярославича и его сыновей Дмитрия Грозные Очи и Александра с сыном Федором, после чумы, унесшей Константина Михалыча и Всеволода Александровича Холмского, после смерти Семена и Еремея Дорогобужских, Ивана Всеволодича (завещавшего свой удел не брату Юрию, а сыну великого князя Тверского Ивана Михалыча Александру), после того, как за бездетностью Василия Михалыча Второго угас род князей Кашинских, то есть когда от ветви холмских князей остался один Юрий Всеволодич, от дорогобужских потомков Константина — сыновья Еремея: бездетный Иван и Дмитрий, когда из братьев Ивана Михалыча, великого князя Тверского наконец остались только Василий с Федором, да еще доживала Евдокия, вдова Михаила, их мать — можно было успокоиться и не затевать семейной которы?!
Нет! В октябре 1403 года Иван Михалыч посылает рать к Кашину на родного брата Василия, и тот бежит в Москву за судом и исправой. И Василий Дмитрич на правах великого князя Владимирского <смиряет> братьев.
В Твери льют большой колокол к соборной церкви Преображения Господня. Значит, город растет, развивается и культура, и техника Твери: литейное дело тогда — это не только колокола, это — несколько позже — и пушки. Это общий подъем того, что мы называем тяжелой промышленностью и металлургией и что определяет уровень развития данной цивилизации точнее всего…»
В Твери осенью 1404 года умерла супруга в.к. Ивана Тверского, Мария Кейстутовна, сестра Витовта. Той же зимой в Твери был вместе со своими боярами схвачен князь Василий Михайлович Кашинский, приехавший к брату по делам. Испугавшись этого, на Москву бежит князь Юрий Всеволодович Холмский. 17 апреля 1405 года, после вмешательства их матери, великой княгини Евдокии, князья Иван и Василий мирятся, и целуют в этом крест. Но через три месяца князь Василий снова бежит на Москву. В.к. Иван посылает в Кашин своих наместников, те грабят город — все начинается по новой.
«Осенью 1 ноября умирает вдова Михаила Александровича Тверского, Евдокия, на ложе смерти заклиная Ивана помириться с Василием. Весною следующего года братья мирятся. Но вражда в тверском дому не утихает. Теперь Юрий Всеволодич начинает искать великого княжества Тверского под двоюродным братом Иваном. Оба братанича судятся в Орде перед Шадибеком. В Орде — очередной переворот, Шадибека сменяет Булат-Салтан, но Иван Михалыч сумел-таки отстоять свои права и, воротясь из Орды, уже в 1408 году женится на своей троюродной племяннице, дочери Дмитрия Еремеевича Дорогобужского Евдокии.
И уже строительство страны, борьба с Литвою, сложные дела ордынские как бы текут мимо, перекатываясь волнами через семейную грызню тверских володетелей, и Тверь незримо сползает в ничто, угасает, готовая уже без боя-драки-кроволития влиться в ширящийся поток московской государственности. А до этого оставалось уже чуть более полувека. Еще умрет в обманчивом величии великий князь Тверской Иван. Еще тверской купец Афанасий Никитин совершит свое <хождение> в Индию, еще откняжат сыны и внуки Ивана, еще княжны тверского дома будут выходить замуж за великих князей московских и иных, еще храня отблеск былого величия Тверской земли, но и все это — уже закат, неизбывный конец…»
В 1403 г в Городце умер Василий Дмитриевич Кирдяпа.
В том же 1403 г в.к. Витовт снова начал своё победоносное продвижение на Восток. А в.к. Василий опять ему в этом не препятствовал.
«…и, как знать, прояви он больше настойчивости и мужества, не пришлось бы российским государям два столетья подряд отвоевывать потом Смоленск у Литвы с Польшей!
Но настойчивости в смоленских делах Василий как раз и не явил. Проявил ее Витовт. Летом 1403 года князь Лугвень с сильною ратью занял Вязьму, пленивши князей Ивана Святославича и Александра Михалыча. Достаточно взглянуть на карту, чтобы понять, что же произошло: Вязьма находится почти на полдороге между Смоленском и Москвой. Таким образом город Юрия Святославича оказался в окружении литовских войск и сдача его Витовту стала вопросом ближайших ежели не дней, то месяцев, надежда была только, что Василий вмешается.
Василий не вмешался. Мирил тверских князей, торчал в Переяславле, где по его приказу заново рубили городские стены… готовясь невесть к какой ратной беде, ибо и после того Переяславль становился не раз легкой добычей вражеских ратей. А на Москве, возвращаясь, вникал в дела святительские…»
8 октября 1403 года женился брат в.к. Василия — князь Андрей Дмитриевич Можайский и Верейский на Аграфене, дочери Александра Патрикеевича Стародубского, русско-литовского князя.
А в 1404 году в.к. Витовт опять осадил Смоленск. Осада продолжалась более трёх месяцев. Правда, и в этот раз города он взять не смог. Как только Витовт отвёл свои войка от города, князь Юрий Смоленский тот час умчался в Москву, к в.к. Василию — он был уже в отчаянии, ибо понимал, что ещё раз город ему не удержать. Князь Юрий просил в.к. Василия взять Смоленск под себя:
«Тебе все возможно потому что он тебе тесть, и дружба между вами большая, помири и меня с ним, чтоб не обижал меня. Если же он ни слез моих, ни твоего дружеского совета не послушает, то помоги мне, бедному, не отдавай меня на съедение Витовту, если же и этого не хочешь, то возьми город мой за себя; владей лучше ты им, а не поганая Литва».
А в это самое время под Смоленском вновь явился в.к. Витовт с войсками, и ориентированная на Литву часть смоленских бояр открыла ему городские ворота (26 июля 1404 года). Начались расправы. Жена Юрия Святославича, дочь Олега Иваныча Рязанского, с детьми была увезена в Литву. Бояре, сторонники Юрия, казнены. А отчаявшихся уже смоленских жителей Витовт осчастливил, даровав городу <леготу> (освобождение от многих податей). После чего уже было нетрудно ему поставить наместничать в Смоленске своих ляхов, которые тотчас приволокли своего ксендза, а тот вновь начал возводить порушенный смолянами костёл…
«Юрия Святославича с сыном Федором и вяземским князем Семеном скоро позвал к себе Господин Великий Новгород, и Юрий уехал туда, заключивши ряд с городом: <Боронить Новгород в живот и в смерть. А которые вороги пойдут на Новый Город, битися честно и безизменно>. Князю Юрию на прокорм его самого и дружины вручили тринадцать городов: Русу, Ладогу, Орешек, Тиверский городок, Корельский, Копорью, Торжок, Волок Ламской, Порхов, Вышегород, Яму, Высокое, Кокшин Городец — почитай, все окраинные новогородские твердыни. Впервые Новый Город принимал к себе кормленым князем великого князя Смоленского! На Юрия бегали смотреть, толковали о красоте смоленского володетеля, о том, что теперь им и Витовт не страшен. Как ни мала была дружина, приведенная Юрием, — имя громко! Тотчас, едва проведав о том, к нему потянулись беглые смоляне, увеличивая раз за разом его войско. Одно было плохо: воли, той, к которой привык беглый князь, тут ему не было. Господин Великий Новгород от прав своих господарских отступать не желал. И семью выручить из Литвы никак не удавалось смоленскому князю.»
В 1404 г в одной из башен Московского кремля сербский мастер Лазарь впервые установил часовой механизм.
В 1404 г султан Тимур вернуся в Самарканд после семилетней кампании. Там он устроил грандиозные праздненства своим войскам. Тогда же Тимур начинает подготовку похода против Китая — империи Мин. Его войска уже выступают. Но 18 февраля 1405 года, на самой границе своих владений — в Отраре — Тимур умер. Его огромная империя не пережила своего создателя, начав распадаться тот час же с его смертью.
В 1405 г Феофан грек, Андрей Рублев и Прохор с Городца расписывают Благовещенский собор Московского Кремля.
В 1405 г в.к. Витовт начал войну с Новгородом и Псковом. Витовт, пославши объявление войны в Новгород, сам пошел с войском в Псковскую волость, тогда как псковский посол жил еще в Литве, и псковичи, ничего не зная, не могли приготовиться: Витовт взял город Коложе и вывел 11000 пленных, мужчин, женщин и детей, не считая уже убитых; потом стоял два дня под другим городом, Вороначем, где литовцы накидали две лодки мертвых детей: такой гадости, говорит летописец, не бывало с тех пор, как Псков стал. Между тем псковичи послали в Новгород просить помощи, и новгородцы прислали к ним полки с тремя воеводами; но Витовт уже вышел из русских пределов. Псковичи вздумали отомстить ему походом в его владения и звали с собою новгородцев. Но воеводы новгородские побоялись затрагивать литовского князя. Тогда псковичи сами отправили войска в пределы великого княжества Литовского, но в конце концов прислали послов к в.к. Василию — просить о помощи. На помощь Пскову выехал брат великого князя — князь Пётр Дмитриевич с великокняжескими войсками. Меж тем Юрий Святославич, которому новгородцы дали в кормление тринадцать городов, рассорися с Новгородом, и воротился на Москву, и Василий, дал ему в кормление Торжок, куда Юрий Святославич и уехал с верным своим соратником, князем Вяземским Семеном Михайловичем.
Меж тем обе стороны — Литва и Москва — собирали свои основные силы. В Орду, к хану Шадибеку, из Москвы было отправлено посольство с просьбой о помощи против Витовта (1406).
Как раз в это время, 16 августа 1406 года, умер митрополит Киприан.
В 1406 году был создан самый ранний из дошедших до нас сборник жизнеописаний святых, составленный бывшим иноком Печерского монастыря Арсением, ставшим впоследствии епископом Тверским.
В сентябре 1406 войска в.к. Витовта встретились на р. Плаве с войсками в.к. Высилия Московского, в.к. Ивана Тверского и хана Шадибека.
Боя, впрочем, так и не произошло. То ли родственные связи с московским князем убедили Витовта заключить перемирие, то ли татарская конница напомнила ему о сражении на Ворксле.
В 1407 году литовцы возобновили военные действия против Москвы и взяли г. Одоев. Московский князь пошел опять с большим войском на Литовскую землю, взял и сжег город Дмитровец; но, встретившись с тестем у Вязьмы, опять заключил перемирие. А князь Константин Дмитриевич в 1407 г ходил с войсками на помощь Пскову, против которого в 1406 г выступил великий магистр Ливонского Ордена.
В то же время князь Юрий Святославич Смоленский, наместник Торжка, в припадке бешенства убил также изгнанного литовцами из своих земель князя Семёна Михайловича Вяземского и его супругу. Всвязи с чем был вынужден покинуть Торжок. Он направился в Орду. <И бысть ему в грех и в студ велик, и с того побеже ко Орде, не терпя горького своего безвременья и срама и бесчестия> — как писал о том впоследствии московский летописец. Умер он 14 сентября 1407 года, и с ним окончился род князей Смоленских.
В 1406 г войсками хана Шадибека был убит хан Тохтамыш. В Тюменском ханстве, которое он возглавлял в 1399-1406 годах, ханом стал Чекре (1407-1413), ставленник эмира Идигу.
«В эту зиму в далекой степи в Заволжье Шадибек убил Тохтамыша, прекратив, казалось бы, многолетнюю прю за ордынский престол. Увы! Смерть эта не решила ничего, потому как остались Тохтамышевы сыны, и к власти в Орде, забыв древнюю Чингисову <Ясу>, рвались многие, медленно, но неуклонно приближая конец степной державы, созданной когда-то гением монгольского народа на подъеме сил всего племени, подъеме, вернее, гигантском извержении сил, разметавшем степных богатуров по всему миру…
Тем временем псковичи с князем Данилой Александровичем воевали победоносно немецкие земли. Брат великого князя Василия Петр воротился из Пскова и женился осенью на дочери покойного Полуекта Васильича Вельяминова, а на его место отправился другой брат Василия, Константин. Сам Василий Дмитрич ходил с полками на Витовта к Вязьме и Серпейску <и не успеша ничтоже>, как сообщает летопись.»
«…Шадибек защищал Московский улус и помогал Василию Дмитриевичу в споре последнего с Витовтом и Литвой. Тохтамыш же, подаривший было Русь Витовту в 1399 году, оставался другом литвина и в последующие годы. К покровительству Витовта прибегали и его дети, в частности, <Зелени-Салтан> — Джелаль эд-Дин (сыновья Тохтамыша, впрочем, от разных жен, в борьбе за власть не стеснялись резать друг друга!), Тохтамыш воевал в Сибири, оставаясь постоянным врагом Большой Орды и мечтая утвердиться в Сарае. Воевал и с Темир-Кутлуком, загадочно погибшим во цвете лет, воевал и с юным Шадибеком, за спиною которого, как и за спиною его предшественника, стоял загадочный Идигу — Едигей русских летописей, который враждовал с Витовтом и слал, до времен, ласковые послания Василию Дмитричу, называя его своим сыном. Истинных же намерений его не ведал никто.»
Такова была расстановка сил на великой русской равнине, когда в 1407 г хан Шадибек разбил хана Тохтамыша и, подобно своему покойному старшему брату, почувствовал себя уже взрослым и не нуждающимся в опёке.
«Год от Рождества Христова 1407-й был богат важными смертями. На Рязани умер, подорвавши здоровье в литовском плену, старший сын князя Олега Родослав Ольгович, и смерть его почти тотчас развязала старый спор пронских князей с рязанскими.
На Москве умер старый боярин Федор Кошка*, умевший ладить с Ордою, и отношения Москвы с Сараем после его смерти вовсе расстроились, что и вызвало последующие роковые события.
Наконец, умерла вдова Дмитрия Донского Евдокия, и с нею окончательно отошел в прошлое прежний век, век великих дум и свершений, век гигантов, как уже начинало видеться теперь, век Калиты, митрополита Алексия, преподобного Сергия, век Ольгерда и Кейстута в Литве, век Тамерлана в далекой Азии, век, когда под обманчивой властью Тохтамыша объединенная Орда возомнила было о своем прежнем величии. Век трех великих сражений: на Дону, Тереке и Ворскле, где гиганты бились друг с другом, губя древнюю славу свою… Великий век!»
*Федор Кошка — московский боярин, имевший большие связи в Орде. От него произошёл царский, а в последствии и императорский род Романовых.
20 июля 1407 в.к. Иван Тверской отправился судиться со своим братом Василием и Юрием Всеволодичем Холмским к хану Шадибеку, в Сарай.
«Город без стен. Город, который строился как столица кочевой империи. Великий Чингисхан заповедал уничтожать стены городов. Но кто вспоминает теперь о заветах потрясателя Вселенной? Вспоминал иногда эмир эмиров Тамерлан, который, впрочем, свои города обносил стенами, дабы в них не врывались джете — степные разбойники.
В Сарае — городе-базаре, городе — зимней ставке кочующих ханов (слово <сарай> обозначает <дворец>) — стен не было искони, а в последующие времена — крушения волжской державы — их попросту некому было строить.
Так вот и стоял этот город, омываемый водами Волги-Итиля: ряды кирпичных дворцов хана и знати, украшенных пестрою россыпью изразцов (изразчатое это великолепие позже, когда уже была сокрушена Орда, перекинулось на стены московских палат и храмов). Город нескольких мечетей и христианских церквей, бесконечных плетневых изгородей и заборол, за которыми теснились мазанки местных жителей и русских рабов, с обширными загонами для скота — истинного степного богатства, выставленного тут на продажу.
Город шумный, грязный и пыльный, незаметно переходящий в зеленую чистую степь, где стояли белыми войлочными холмами юрты татарских ханов и беков и паслись кони ханской гвардии. Эти отборные нукеры в тяжелых пластинчатых доспехах, в круглых железных шапках-мисюрках, отделанных кольчатою бахромой, закрывающей щеки и шею, расставив ноги в узорных, булгарской работы сапогах, стояли, опираясь на копья у красных дверей ханских юрт, узкими глазами надменно оглядывая толпившихся тут наезжих просителей, торговых гостей, послов, персов, фрягов и франков, подвластных горских и русских князей, что сожидали приема и ласки все еще страшных, все еще победоносных степных владык…»
Пока в Сарае находились тверские князья, эмир Идигу вновь произвёл государственный переворот. Шадибек был убит, а ханом провозглашён Пулат-Салтан, сын Тимур-Кутлуга (1407).
В 1407 году было первое упоминание в русских летописях о Сибирской земле.
Весной 1408 года князь Иван Владимирович Пронский, наняв татар, напал на Переяславль-Рязанский, выгнал оттуда в.к. Фёдора Олеговича и провозгласил великим князем Рязанским себя. В.к. Василий, на сестре которого был женат в.к. Фёдор, дал тому в помощь войска. Однако князь Иван Владимирович, умело используя татар, сумел эти войска разбить. На Москве, одако, собрали новую армию, и князь Иван Владимирович счёл за лучшее заключить мир, уступив Переяславль-Рязанский в.к. Фёдору. Впрочем, Пронское княжество при этом фактически обособилось от великого княжества Рязанского.
26 июля 1408 года князь Свидригайло Ольгердович, рассорившийся со своим братом, был принят на Москве. На прокорм ему и его многочисленной дружине были выданы Владимир, Переяславль, Юрьев, Волок Ламский, Ржев и половина Коломны. С ним вместе приехали: епископ дебрянский Исакий, князь звенигородский Патрикей и князь Александр Звенигородский, князь Федор Александрович, князь Семен Перемышльский, князь Михайло Хотетовский, князь Урустай Меньский из крещеных татар, бояре из Чернигова, Дебрянска и Любуцка — и все с дружинами.
А уже первого сентября 1408 г в.к. Василий выступает против в.к. Витовта, который собрал всех, кого только смог: литовцев, поляков, немцев, жмудь. Войска противников встретились на р. Угре. Впрочем, покрасовавшись друг перед другом своими армиями, великие князья заключили мир.
В 1408 г иконописцами Андреем Рублёвым и Данилой Чёрным был заново расписан главный храм Владимирской Руси — Владимирский Успенский собор.
А в Твери в.к. Иван рассорился теперь с князем Иваном Борисовичем, коий и бежал от него на Москву.
В 1408 и 1409 великий магистр Ливонского Ордена снова ходил войной на Псков.
В 1408 г на Москве были приняты два сына хана Тохтамыша — Джелаль-ад-Дин и Керим-Берды.
Это было последней каплей, переполнившей чашу терпения фактического правителя Орды — Идигу. За последние годы Москва стала неисправно платить дань, временами прекращая выплаты совсем. Московские князья не ездили в Орду уже 25 лет, чем показывали своё неуважение к ханской власти. Так же туда не ездили и великие бояре. На Москве татарские послы и купцы подвергались нападкам. А теперь вот там приняли и персональх врагов эмира Идигу.
23 декабря эмир Идигу, распространив предварительно слух, что он идёт воевать против Витовта, перешёл границу Московского княжества. К его приходу готовы не были. К Москве татарская армия подошла 1 декабря. В.к. Василия в это время там уже не было — он бежал в Кострому, руководить сбором армии. В Москве за главного остался князь Владимир Андреевич Серпуховской. Осадив Москву, эмир Идигу разослал отдельные войсковые части для взятия других городов. Таковой участи подверглись Переяславль, Ростов, Дмитров, Серпухов, Верея, Нижний Новгород, Городец и Клин.
За в.к. Василием была послана погоня численностью тридцать тысяч человек во главе с царевичем Тегрибердеем, Якшибеем (сыном Идигу) и Сентилибеем.
В.к. Василий, не видя другого способа останвить Идигу, дал деньги и людей Джлелаль-ад-Дину, и отправил того на Сарай, в надежде, что в степи у него появятся сторонники.
Осада Москвы, защитой которой умело руководил князь Владимир Серпуховской, продолжалась уже почти месяц, когда Идигу получил известия, что Джлелаль-ад-Дин захватил Сарай (1409) и воюет с ханом Булат-Салтаном. Он согласился на переговоры. И, содрав с москвичей 3000 рублей, ушёл в степь — спасать своего хана. По пути он взял Переяславль-Рязанский.
По возвращении эмир Идигу выбил Джелаль-ад-Дина из Сарая, коий подобно своему отцу бежал к Витовту, и написал в.к. Василию письмо, где объяснил причины своего похода.
«В Никоновском своде приведено письмо Едигея Василию, где выставлены следующие пункты обвинения, вызвавшие карательный поход: что у Василия укрывались царевичи, Тохтамышевы сыновья (персональные враги Едигея!), что на Москве высмеивают и оскорбляют ордынских послов и гостей (что, по злоязычию московитов, очень могло быть), что постоянно задерживают дань, ссылаясь на оскудение земли — <и все то — ложь>, что Василий не являлся в Сарай ни к Кутлук-Тимуру, ни к Шадибеку, ни к Булат-Салтану, пренебрегая своими обязательствами улусника ордынского хана. Что, наконец, зря он, Василий, слушает своих юных вельмож: <Добрый был человек Федор Кошка, а сын его Иван, твой возлюбленник, вадит тебя на зло. Помощи просишь, а даней не даешь, как и помогать тебе? И куда ты подевал то серебро, что собираешь со своих людей?> Привожу ниже полный текст этой грамоты, интересной и самой по себе и тем еще, что в ней просматривается некая новая нота отношений с татарами. Во-первых, и те и другие нынче великолепно знают друг друга. Московская летопись заботливо перечисляет, к примеру, всех татарских князей — участников похода на Русь, не забывая, какого они рода: Бучак — цесаревич, Тегриберди — цесаревич, Алтамырь — цесаревич, Булат — цесаревич, князь великий Едигей, князь Махмет, Исупа Сюлюменева сын, князь Тегиня, Шихов сын, князь Сарай, Урусахов сын, князь Обрягим, Темирязев сын, князь Якшибей, Едигеев сын, князь Сентилибей, князь Бурлак, князь Ериклибердей.
Точно так же и в Орде знают по именам, и по делам, и по отношению к Орде московских великих бояр. Ну, и когда это прежде на Москве открыто высмеивали татарских гостей и посланцев? И когда приходилось, для успешного набега, обманывать великого князя, боясь, что тот успеет собрать войска для отпора? И когда приходило на ум ордынцам оправдываться и объяснять причины ратного нахождения на Русь?..»
Письмо Едигея: <Слышание нам учинилося таково, что Тохтамышевы дети у тебя, и того ради пришли есмя ратию; да еще слышание наше таково, что ся неправо у тебя чинит в городех: посыла царевы и гости из Орды к вам приездят, и вы послов и гостей на смех поднимаете, да еще и велика обида и истома у вас чинится. Ино то не добро, а преже сего улус был царев и державу держал, и пошлины, и послов царевых чтили, и гостей держали без истомы и без обиды: и ты бы спросил старцев, како ся деяло преже сего. И ты нынче того не деешь, ино тако ли то добро? А Темир-Кутлуй сел на царство, а ты улусу государь учинился, и от тех мест у царя еси во Орде не бывал, царя еси во очи не видал, ни князей, ни старейших бояр, ни меньших, ни иного еси никого не присылывал — ни сына, ни брата, ни с которым словом не посылывал. И потом Шадибек осмь лет царствовал, и у того еси также не бывал, и никого еси ни с которым же словом не посылывал. И Шадибеково царство такоже ся минуло, и нынче царь Булат-Салтан сел на царстве и уже третий год царствует, такоже еси ни сам не бывал, ни сына, ни брата, ни старейшего боярина не присылывал. А над толиким великим улусом старейший еси великий князь, а вся твоя дела недобры и неправы. Добры нравы и добра дума и добрая дела были ко Орде от Федора, добрый был человек, которые добрые дела ордынские той тебе вспоминал, и то ся минуло, и ныне у тебя сын его, Иван, казначей твой и старейшина, и ты ныне из того слова и из того думы не выступаешь. Ино того думою учинилася твоему улусу пакость и христиане изгибли. И ты бы опять тако не деял, а молодых не слушал, а собрал бы еси старейших своих бояр и многих старцев земскых, да думал бы еси с ними добрую думу, кая бы пошла на добро, чтобы твоим христианам, малым и великим, было добро, не погибли бы от твоей гордости в твоей державе до конца никтоже. Аще ли ты не восхощеши тако чините, но осваиватися восхощешь, ино ти ся робятити и бегати. (Видимо, быть как ребенку, впасть в детство?) Добро бы ти тако быти, како бы ти прожити и как бы ти пошлины ведати и како ти во улусе сем жити безбедно и княжити. А обиды каковы ни будут или от князей русских или от литвы, и ты к нам на них жалобные шлешь ежелет, и жалобныя грамоты обороны у нас от них просишь, и покоя в том нам от тебя нет николи, а ркучи тако, что ся улус истомил и выхода взяти не на чем. И мы преже сего улуса твоего сами своима очима не видали, только есмя слухом слыхали. А что твои приказы и грамоты твои к нам во Орду посылал еси, то еси нам все лгал: а что еси имал в твоей державе со всякого улуса с двух сох рубль, и то серебро где ся девает? Ино бы добро было тако, како бы тебе позватися, како бы то отдано по старине по правде, ино бы того зла улусу не учинилося, а христиане бы не погибли до конца, и ярости бы и брани нашей на тебя не было>.
Во время нашествия Идигу Свидригайло Ольгердович, разочаровавшись в союзе с в.к. Ваилием (он понял, что тот не сможет ему помочь свергнуть Витовта) бежал обратно в Литву, разграбив по дороге Серпухов. Впрочем, за время своего недолгого пребывания в Москве он успел подружиться с князем Юрием Дмитриевичем, который уже тогда находился в конфликте со старшим братом.
В 1409 году в Константинополе патриарх Матфей поставил новым митрополитом всея Руси Фотия, грека по нацианалоности. Впрочем, выехал он из Константинополя только в 1410 году, дождавшись заверений Витовта, что тот не будет чинить ему препятствий в православных епархиях Литвы.
